Емелин – поэт, изготовляющий книги даже не как сосиски, а как бутерброды. Даже как-то удивляешься мужеству издателей, которые выпускают новую книгу поэта – увесистый томик в 600 страниц, когда старую-то едва-едва успели раскупить (правда, старая-то выходила в совсем другом издательстве, но не суть). Да и если бы просто поэта, а то ведь кого: алкоголика, разбавляющего спирт кровью еврейских младенцев.
Антисемитизм и гомофобия Емелина – тот камень преткновения, мимо которого трудно пройти критику: слишком часто он сам нападал на литературные школы «старых евреев и молодых пидарасов». Можно оправдывать «первого поэта России», говорить об «избирательности» емелинского антисемитизма, о том, что это антисемитизм художественный и эстетический. Такие оправдания даже забавны: Холокост тоже может быть акцией художественной и эстетической – называл же Дали Гитлера великим сюрреалистом, и уж, несомненно, Холокост избирателен, даже крайне. С другой стороны, разве можно серьезно называть антисемитом того, кто общается с человеком по фамилии Гельман? И как можно поклонника философии Фуко считать гомофобом?
Об уровне претензий Емелина к евреям красноречиво говорит, скажем, такой стишок:
Вот если ты, положим, Нееврей И ты, положим, скажешь Нееврею, Что он Еврей, То ничего, скорее Всего, тогда не будет Или в ответ услышишь - сам Еврей!
А если ты, представим, сам Еврей И ты другому выскажешь Еврею, Что он Еврей, То будет все Окей Ведь жизнь, она и проще и сложнее.
Но если ты, допустим, Нееврей И ты, зачем-то, вдруг Еврею скажешь, Что он Еврей, То сразу станешь ты палач концлагерей Ты станешь Гиммлер и ты станешь Борман, Ты станешь Мюллер или Кальтенбруннер, Ты станешь Айсман или гнусный Холтоф, Но Штирлицем не станешь никогда! И не надейся даже.
no subject
Емелин – поэт, изготовляющий книги даже не как сосиски, а как бутерброды. Даже как-то удивляешься мужеству издателей, которые выпускают новую книгу поэта – увесистый томик в 600 страниц, когда старую-то едва-едва успели раскупить (правда, старая-то выходила в совсем другом издательстве, но не суть). Да и если бы просто поэта, а то ведь кого: алкоголика, разбавляющего спирт кровью еврейских младенцев.
Антисемитизм и гомофобия Емелина – тот камень преткновения, мимо которого трудно пройти критику: слишком часто он сам нападал на литературные школы «старых евреев и молодых пидарасов». Можно оправдывать «первого поэта России», говорить об «избирательности» емелинского антисемитизма, о том, что это антисемитизм художественный и эстетический. Такие оправдания даже забавны: Холокост тоже может быть акцией художественной и эстетической – называл же Дали Гитлера великим сюрреалистом, и уж, несомненно, Холокост избирателен, даже крайне. С другой стороны, разве можно серьезно называть антисемитом того, кто общается с человеком по фамилии Гельман? И как можно поклонника философии Фуко считать гомофобом?
Об уровне претензий Емелина к евреям красноречиво говорит, скажем, такой стишок:
Вот если ты, положим, Нееврей
И ты, положим, скажешь Нееврею,
Что он Еврей,
То ничего, скорее
Всего, тогда не будет
Или в ответ услышишь - сам Еврей!
А если ты, представим, сам Еврей
И ты другому выскажешь Еврею,
Что он Еврей,
То будет все Окей
Ведь жизнь, она и проще и сложнее.
Но если ты, допустим, Нееврей
И ты, зачем-то, вдруг Еврею скажешь,
Что он Еврей,
То сразу станешь ты палач концлагерей
Ты станешь Гиммлер и ты станешь Борман,
Ты станешь Мюллер или Кальтенбруннер,
Ты станешь Айсман или гнусный Холтоф,
Но Штирлицем не станешь никогда!
И не надейся даже.